Сыщик - Страница 30


К оглавлению

30

Поначалу на лице Вадецкого были лишь недоброжелательность и злость, но оно тут же смягчилось.

— Вы меня не помните, Карльхен? — с обаятельной улыбкой спросил Бестужев. — Лёвенбург, «У принцессы Елизаветы»…

Он надеялся на цепкую память репортера, и интуиция не подвела: Вадецкий на миг нахмурился, припоминая, потом форменным образом просиял:

— Ну как же, как же! Мы пили великолепное мозельское в кабачке Дренвета… Вот только я начисто запамятовал ваше имя.

— Краузе, — сказал Бестужев. — Готлиб Краузе.

— Ах да, верно, а я и забыл… — судя по насмешливым искоркам в глазах репортера, он то ли помнил тогдашнюю фамилию Бестужева, выступавшего в обличье подданного болгарского князя, то ли и впрямь запамятовал, но отложилось в памяти, что она была вовсе не Краузе…

— Разрешите войти?

— Да, конечно, — сказал Вадецкий, отступая на шаг. — Простите, что я выскочил со столь зверской физиономией, но порой пьянчуги путают мою дверь со входом в кабак…

Пресс-бюро, оказалось, и в самом деле состояло из одной-единственной комнаты, не особенно и большой, где из мебели имелись лишь стол, пара стульев и узкий, высокий шкаф для бумаг. Стул, предназначавшийся для посетителей, уже был занят, на нем в раскованной позе восседал крепкий молодчик парой лет младше Бестужева, с тяжелым квадратным лицом, бульдожьей челюстью и глазами чуточку навыкат. Он ничуть не походил на скромного посетителя, явившегося выклянчить пару монет за дешевую сенсацию, — было в нем что-то неуловимо роднившее этого типа с Гравашолем и его людьми: то ли чуточку нарочитая небрежность в одежде, то ли тяжелый взгляд наглеца с наполеоновскими замашками.

Тем не менее незнакомец довольно вежливо встал с кресла и поклонился Бестужеву. При этом Бестужев наметанным глазом моментально определил, что слева под пиджаком у молодого человека заткнут за брючный ремень револьвер приличных размеров, наподобие «смит-вессона».

— Мой старый знакомый по Лёвенбургу, Готлиб Краузе, — сказал Вадецкий. — Синьор Бенито Муссолини, социалист из Италии.

Услышав это, Бестужев внутренне подобрался. Впервые он это имя услышал в Лёвенбурге от бомбиста Джузеппе (не без помощи Бестужева, который год обживавшего австрийские тюремные замки) — и, как в их профессии полагается, навел более точные справки, вернувшись в Россию. Бенито Муссолини, двадцати шести лет, высшего образования не имеет, активно сотрудничает в социалистической прессе разных направлений, именует себя «авторитарным коммунистом», парламентские методы борьбы отрицает, ярый сторонник революции и экспроприации имущих классов. Состоял в связи с анархисткой Анжеликой Балабановой, встречался в Швейцарии с Ульяновым (Лениным) — благодаря чему и был взят на заметку в Охранном отделении…

— К какой партии принадлежите? — спросил Муссолини, крепко тряхнув руку Бестужева.

— Я, некоторым образом… вне партий, — сказал Бестужев чистую правду.

И видел, что собеседник мгновенно потерял к нему интерес — о чем и не сокрушался. Отвернувшись от него, как от пустого места, итальянец направился к двери, небрежно бросив:

— Все будет отлично, Карл, не переживай…

И энергично захлопнул за собой дверь.

— Кажется, вы ему не понравились, — сказал Вадецкий. — Не любит людей аполитичных…

— Постараюсь как-нибудь пережить его ко мне холодность, — усмехнулся Бестужев. — Прыткий молодой человек, а?

— Очень непоседливый, — согласился Вадецкий. — Побывал в тюрьмах Италии, Франции и Швейцарии, да и за семь месяцев жизни в Австрии за решетку попадал пять раз. Но всегда — за сущие мелочи: бродяжничество, агитация, организация мелких забастовок, неуплата штрафов… Сомневаюсь, что он когда-нибудь поднимется выше редактора какой-нибудь радикальной газетки или мелкого политикана в итальянской сельской глуши… Садитесь, господин Краузе, рад вас видеть… Судя по-вашему респектабельному облику, дела у вас идут успешно?

— То же самое можно сказать и о вас?

— Да, верно, — не без достоинства ответил Вадецкий. — Удалось заинтересовать парочку венских газет своими репортажами, а там и перебраться сюда… А вы, стало быть, бесповоротно покончили с политикой, как я только что слышал? Ни к какой партии себя не причисляете? Когда мы встречались в Лёвенбурге, помнится, вы уделяли политике гораздо больше внимания…

— Ошибки молодости, знаете ли, — сказал Бестужев, вложив в улыбку изрядную долю цинизма. — С каждым может случиться. Эта страница биографии бесповоротно принадлежит прошлому.

Вадецкий улыбался не менее цинично:

— Да, вы еще в те времена показались мне непохожим на ваших… знакомых. В вас не было некоего фанатизма, свойственного всем без исключения радикалам… Того, что пылает в глазах моего доброго знакомого Бенито, человека недалекого, но порой весьма полезного… Что вас ко мне привело?

— Чисто коммерческое предприятие, — сказал Бестужев.

— А именно?

— Я бы хотел приобрести некоторые сведения и готов за это уплатить хорошие деньги…

Вадецкий не медлил ни секунды:

— В таком случае давайте выясним, какие это сведения и что вы подразумеваете под «хорошими деньгами». Подобные согласования взглядов и представлений необходимы, когда…

Дзы-ынь!!!

Оконное стекло разлетелось вдребезги, и в комнатушку влетел черный предмет своеобразной формы, оставлявший за собой тонкую струю дыма…

Бестужев с первого взгляда опознал бомбу-«македонку»: каплевидной формы, с тремя ребрами внизу и короткой рукоятью за пальником… И действовал не раздумывая: излюбленная боевиками нескольких стран бомба еще не успела упасть между окном и столом, а он уже ухватил стол за ножку и сильным рывком опрокинул набок, схватил Вадецкого под коленки и сбил с ног, швырнул на пол рядом с собой так, чтобы обоих прикрыла массивная дубовая столешница…

30