Сыщик - Страница 43

— Илона, ты настоящее чудо, — искренне сказал Бестужев.

— Я знаю, — безмятежно сказала Илона. — Я же умница, это тоже наследственное… — Она прыснула. — Но самое смешное, что в наследство я получила еще и излишнюю доверчивость, которая, пусть и очень редко, дает себя знать… Нет, я не о тебе. Тут другое. Прапрабабушки — да и иные прапрадедушки — в свое время оказались столь наивны и доверчивы, что отдали кучу денег всевозможным алхимикам, обещавшим золото из глины, эликсир бессмертия и дающие неуязвимость от пуль и стрел талисманы. С астрологами связывались, за дурацкие гороскопы платили горстями золота… — Она фыркнула и продолжала наигранно печальным тоном. — Вот и я однажды поступила в лучших фамильных традициях… Ты и правда интересуешься разными техническими чудесами? Изобретениями?

— Правда, — сказал Бестужев, насторожившись.

— Да, очень искренне прозвучало… Тогда тебе будет интересно. Вставай и пошли.

Она соскользнула с постели, накинула пеньюар, подпоясалась. Видя удивленный взгляд Бестужева, мотнула головой:

— Вон там, в шкафу, есть халат. Правда, будет интересно…

Бестужев довольно проворно извлек из шкафа роскошный мужской халат с шелковыми лацканами, сунул босые ноги в мягкие турецкие туфли с загнутыми носами. Противоречить он и не собирался. Во-первых, Илону явно охватил очередной приступ взбалмошности, во-вторых… А почему бы и нет? С нее станется посреди ночи (собственно, уже вот-вот и утро наступит) поднять из постели Штепанека, чтобы продемонстрировать гостю аппарат. Особа вроде нее с каким-то там изобретателем самого что ни на есть простого происхождения будет обращаться бесцеремонно…

Интересно только, зачем она извлекла из ящика изящного ночного столика немаленьких размеров ключ на длинной цепочке? Не может же она держать бедного изобретателя взаперти, как ее буйные и спесивые предки держали, по слухам, алхимиков?

Бестужев пошел следом, не задавая вопросов. Стояла совершеннейшая тишина, гости, видимо, давно угомонились, а то и разъехались. Илона бесшумно, как привидение, скользила впереди в своих мягких туфлях, на ходу высвобождала ключ из спутавшейся комком цепочки.

Спускаться по лестнице она не стала, направилась в конец коридора, остановилась перед дверью слева, вставила ключ в замок и легко повернула. Зажгла электрический свет — государь Франц-Иосиф наверняка при виде ярко сиявших ламп поклялся бы, что ноги его здесь не будет…

Не особенно и большая комната с единственным окном — очевидно, нечто вроде бывшего чулана, такой уж вид — была практически пуста, только посередине, на деревянной подставке высотой человеку до колен и размером с обеденный стол в квартире средней руки чиновника возвышался аршина на три некий предельно загадочный… аппарат? агрегат? сооружение? Бестужев так и не сумел подобрать нужного слова. Это ни на что знакомое не походило. Несколько то ли колес, то ли исполинских шестеренок размером со штурвал корабля, расположенных то горизонтально, то вертикально, сверкающие металлические рычаги наподобие паровозного кривошипа, катушки тщательно намотанной медной проволоки, блестящие шары чуть поменьше бильярдных на стержнях разной высоты, шестерни поменьше, с тарелку и с чайное блюдечко, пучок электрических проводов, какие-то циферблаты с одной-единственной стрелкой… Причудливое было сооружение и абсолютно непонятное. В одном Бестужев был уверен: это никак не может оказаться телеспектроскоп Штепанека, он же дальногляд. Достоверно, по косвенным обмолвкам, известно, что он умещается в два чемодана, и у него есть нечто вроде объектива, как у камеры-обскуры или фотоаппарата. По косноязычному описанию Вадецкого, не питавшего склонности к технике: «Два таких ящика, один с объективом, другой со стеклянной стенкой, на которой и появляется изображение…» Нет, это никак не дальногляд…

— Каково? — с оттенком гордости поинтересовалась Илона, подошла к таинственному сооружению и провела пальцем по самой большой шестеренке, чей обод был украшен ограненными стеклянными призмами размером с кулак. — Производит впечатление?

— Пожалуй, — согласился Бестужев, успевший обойти вокруг эту махину, но не приблизившийся оттого к разгадке ни на шаг.

— Тебе не приходилось читать роман Уэльса «Машина времени»? Когда-то он был в большой моде…

— Приходилось, — кивнул Бестужев. — Занятное чтение.

— Так вот, это и есть машина времени. Самая натуральная.

— Ты шутишь?

— Нисколечко, — сказала Илона. — По крайней мере, изобретатель клялся всеми святыми и техническим прогрессом, что создал машину времени, почерпнув идею у мистера Уэльса…

— Так-так… — кивнул Бестужев. — И во сколько тебе это обошлось, если не секрет?

— Примерно в сорок пять тысяч крон, — покаянно призналась Илона. — Ты знаешь, вполне вероятно, он был не обманщиком, не примитивным шарлатаном, а искренне верил, что это будет работать… Он и вправду закончил весьма солидное учебное заведение в Берлине, я потом нанимала сыщика, он все проверил… Действительно, дипломированный инженер-электротехник, издал две книги по своей специальности, даже был профессором в Тюбингене…

«Это не Штепанек, разумеется, — подумал Бестужев. — Штепанека к ней привез Вадецкий всего пару дней назад, он не успел бы за это время смастерить этакое угробище…»

— И ты поверила? — спросил Бестужев со всей возможной деликатностью.

— А как мне было не поверить? — сказала Илона. — В конце концов, сейчас что ни день появляются самые поразительные изобретения, каких лет десять назад и представить было невозможно. Кстати, мой дедушка до сих пор не верит в аэропланы, считает их ловким надувательством для выкачивания денег у простаков — и переубедить его невозможно, а доказать наглядно пока нереально: авиаторы в наших местах еще не появлялись, а ехать самому куда-то, чтобы убедиться… Он категорически отказывается и твердит, что аэропланы — сплошной обман. Одним словом, все, что он говорил, выглядело чертовски убедительно. Он исписывал страницы формулами и цифрами, чертил диковинные схемы… Ученые над ним смеялись — но, с другой стороны, иные светила науки точно так же вышучивали те изобретения, что потом оказались крайне полезными…