Сыщик - Страница 60

Барон с искренним чувством обнялся с Бестужевым (из-за многочисленных орденов у последнего осталось впечатление, что его заключил в объятия рыцарь в железных доспехах). Прощание было прочувствованным, как водится меж истинными друзьями.

«Собственно, я ни в чем перед ним не виноват, — подумал Бестужев. — Аппарат и Штепанек — не его собственность. Орден его благотворит. После загадочного исчезновения сибирского князя будет какое-то время терзаться недоумениями, но очень быстро забудет все в вихре светских удовольствий… или нет, для пущей чистоты дела нужно будет перед отъездом отослать барону письмо: сослаться на срочные дела, туманно намекнуть на некую тайную миссию, упомянуть мимоходом, что неблагодарный изобретатель куда-то скрылся… Да, пожалуй, это не помешает… Илона…» Ну, никак нельзя сказать, чтобы сердце Бестужева обрушилось в смертную тоску при мысли о том, что они никогда больше не увидятся: никаких чувств и не было, собственно говоря, с обеих сторон…

Фиакр тронулся, два каретных фонаря бросали на дорогу тусклые пятна колышущегося света. Опустив стекло со своей стороны и выглянув наружу, Бестужев убедился, что на небольшом отдалении их сопровождают еще два зажженных каретных фонаря, а гораздо дальше виднеется еще пара световых пятен. Все было в порядке. Во втором экипаже, исходя из прежних расчетов, — поручик Лемке, в третьем — люди генерала Аверьянова, где-то совсем уж далеко позади движется четвертый фиакр с филерами Бестужева. Все до единого вооружены — мало ли чего следует ожидать, учитывая предприимчивость и дерзость Гравашоля, а то и других охотников за аппаратом, о которых известно только то, что они существуют…

Не подняв стекло до конца, он закурил папиросу и любезно предложил портсигар Штепанеку. Тот папиросу охотно взял.

— Объясните мне, господин Штепанек, — сказал Бестужев крайне вежливо, — можно когда-нибудь будет сделать так, чтобы ваш аппарат передавал еще и звуки?

— В будущем все возможно, — ответил Штепанек. — Наука и техника не стоят на месте.

— А зависимость от электрических проводов как источника энергии удастся преодолеть?

— Все возможно.

Все это звучало крайне сухо, инженер, сразу видно, не горел желанием поддерживать беседу, и Бестужев покладисто замолчал. Тем более что для него самого все эти технические подробности уже не имели никакого значения: пусть ими забавляются господа вроде Бахметова, что до него, он свою задачу выполнил сполна, есть все основания чуточку гордиться…

Свежий ветер Бестужева изрядно отрезвил, но все же хмель еще гулял в голове, выпито было немало. Он был благодушен и весел, сидел, откинувшись на спинку сиденья, улыбаясь в полутьме, мурлыкая под нос модный в этом сезоне романс госпожи Белогорской:

В мою скучную жизнь
вы вплелись так туманно,
неожиданно радостна ваша тайная власть —
ураганом весенним, но совсем нежеланным,
налетела, как вихрь, эта тайная страсть…
Вам девятнадцать лет,
у вас своя дорога,
вы можете смеяться и шутить,
а мне возврата нет, я пережил так много,
и больно, больно так в последний раз любить…

Давно уже на душе у него не было так уютно. Совершенно неважно, что думает о нем Штепанек — эксцентричный русский князь из тех мест, где медведей стреляют с крыльца, а вороны замерзают на лету, может вести себя, как загадочному русскому и положено…

Полностью он, конечно, не расслабился, памятуя о возможных неприятных встречах, время от времени зорко поглядывал на дорогу, прикасался к браунингу в потайном кармане. Впрочем, мало что удавалось разглядеть за пределами колышущихся пятен тусклого света, время от времени вырывавших из мрака придорожный кустарник и стволы деревьев, — но лошади шли спокойной рысью, никто не бросался наперерез, не стрелял, не выказывал враждебных намерений.

А там и в Вену въехали, потянулись улицы, широкие и узенькие, прямые и кривые. Как это случается в незнакомом городе, Бестужев представления не имел, где именно они сейчас проезжают — даже те улицы, на которых он бывал часто, в темноте казались никогда не виденными. Вена не принадлежит к числу тех европейских столиц, где ведется оживленная ночная жизнь, — в реальности она совсем не такова, как в венских опереттах. Пустые улицы, редкие экипажи, тускловатые фонари, размеренно шагающие полицейские… На какой-то миг Бестужев и в самом деле ощутил себя персонажем авантюрного романа: тайные агенты, зловещие анархисты, охотящиеся друг за другом посланцы, загадочный аппарат, гениальный изобретатель, взрывы бомб и револьверная стрельба, извилистые узкие улочки старинной части города, зыбкий свет, таинственные тени… Ну, что поделать — и авантюрные романы, если вдуматься глубоко, берут основание в жизни…

Дом, где снимал квартиру поручик Лемке, как раз и располагался в старой части города, где иные дома помнили турецкую осаду. Когда фиакр остановился у парадного, Бестужев первым выскочил наружу — уже почти полностью протрезвевший. Держа руку поближе к потайному карману, всматривался и вслушивался — но ничего подозрительного вокруг не усматривалось. Тишайшая узкая улочка с редкими фонарями, высокие и узкие дома, где ни одно окно не горело…

Штепанек выбрался следом, остановился у дверцы, озираясь, как Бестужев моментально подметил, с неприкрытым удивлением — ну конечно, после особняка графини Бачораи и еще более роскошной загородной резиденции барона он явно ожидал, что загадочный сибирский князь привезет его в поместье, роскошью не уступающее вышеназванным…